первой инстанции всего на сегодняшний день в 2110 случаях. Реализована же в гораздо меньшем количестве — едва ли в 1000 случаях». Сам впоследствии незаконно репрессированный, Крыленко обрушивал свой гнев на тех судей, у которых «рука не поднимается»58.
Анализ 20 тыс. дел показывает, что в числе осужденных 83% были колхозники и крестьяне-единоличники и только 15%— «кулацко-зажиточные элементы»59. Значит, острие этого бесчеловечного закона было направлено против крестьян, которые, спасая детей от голодной смерти, вынуждены приносить домой с тока или поля килограмм-другой зерна, ими же выращенного.
Голод 1932—1933гг. унес массу человеческих жизней. К сожалению, нет прямых данных о количестве погибших. Но и косвенные данные позволяют судить о масштабах человеческой трагедии, разыгравшейся в начале 30-х годов в СССР по вине сталинского руководства. Население СССР, например, с осени 1932 по апрель 1933 г. сократилось на 7,7 млн человек, главным образом за счет крестьян.
Интересна в этом отношении докладная записка заместителя начальника сектора населения и здравоохранения ЦУНХУ Госплана СССР от 7 июня 1934 г., из которой следует, что численность населения Украины и Северного Кавказа по состоянию на 1 января 1933 г. уменьшилась на 2,4 млн человек60. Но зима 1933 г. была не самым критическим периодом; им стала весна 1933 г., когда голод на Украине, Северном Кавказе, в Поволжье, Казахстане, Западной Сибири, южных районах ЦЧО и Урала принял катастрофически массовый характер. По данным украинских ученых, на Украине умерло от голода не менее 4 млн человек; в Казахстане погибло от 1 до 2 млн человек; на Северном Кавказе, в Поволжье, ЦЧО, Западной Сибири и на Урале — 2—3 млн и т.д. Таким образом, можно считать, что голод 1932—1933 гг. унес 7 — 8 млн человеческих жизней.
Насильственная коллективизация и ликвидация экономически крепкого и дееспособного населения в деревне разрушили производительные силы сельского хозяйства, превратили крестьян даже не в наемных рабочих, а фактически в крепостных, которые почти ничего не получали за свой труд. Правда, в отличие от царского крепостного права, когда крестьяне принадлежали в основном помещику, теперь они были крепостными тоталитарного государства.
Зв2
Раздел 4
Колхозы же явились той организационной формой за- \ крепощения крестьян, которая, с одной стороны, позволяла ) государству привязывать их к земле, а с другой — облегчала ] изъятие хлеба и другой сельскохозяйственной продукции из | деревни. В январю 1933 г. после провала хлебозаготовок, в ус- ■] ловиях массового голода партийно-государственное руко-1 водство ввело обязательные поставки колхозной продукции I (погектарный принцип), имевшие силу закона. Цены на | сельхозпродукцию, и прежде всего на зерно, были установ-1 лены символические — в 10 —12 раз ниже рыночных. Хотя '| это несколько и упорядочило хлебозаготовки, но сущест-1 венно почти ничего не изменило в положении крестьян— j хлеб по-прежнему почти весь изымался из деревни. {
Н.А. Ивницкий :
ПРИМЕЧАНИЯ
* Сталин. К шестидесятилетию со дня рождения. М, 1940. С. 239.
2 РЦХИДНИ. Ф. 558. On. 1. Д. 5324. Л. 66.
3 Б. Кремлевский архив Политбюро ЦК КПСС (Б. Архив ПБ ЦК КПСС).
4 Там же.
5 Там же.
6 Там же.
7 Там же.
8 Там же.
9 Там же.
10 Там же.
11 Там же.
12 Там же.
13 Там же.
14 Там же.
^Осколков Е.Н. Голод 1932—1933: Хлебозаготовки и голод 1932/1933 года в Северо-Кавказском крае. Ростов н/Д 1991. С. 24.
16 Там же. С. 24,25.
17 Там же. С. 26; РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д 904. Л. 11.
18 Б. Архив ПБ ЦК КПСС.
Голод 1932—1933 гг.: кто виноват? 363
19 Там же.
20 Там же.
21 Там же.
22 Там же.
23 Знамя. 1989. № 3. С. 66-67.
24 Б. Архив ПБ ЦК КПСС.
25 Там же.
26 Там же.
27 Там же.
28 Там же.
29 Там же.
30 Там же.
31 Там же.
32 Там же.
33 Там же.
34 Там же.
35 Там же.
36 Там же.
37 Там же.
38 Там же.
39 Там же.
40 Там же.
41 Правда. 1964. 26 мая.
42 Изв. ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 131.
43 Юность. 1990. № 12. С. 52.
44 Там же.
4^ РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 536. Л. 9. 4~ Казахстанская правда. 1989. 17 янв.
47 История СССР. 1989. № 2. С. 6.
48 Казахстанская правда. 1989. 15,17 янв.
49 Осколков Е.Н. Указ. соч. С. 74. 5° Там же.
^1 Б. Архив ПБ ЦК КПСС. ~2 Там же.
^3 РЦХИДНИ. Ф. 558. Оп.3459. Л. 1 - 7. Г1 Дон. 1988. №6. С. 122. ^ Б. Архив ПБ ЦК КПСС.
56 Материалы Объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б),
7-12 января 1933 г. М.г 1933. С. 148. ~7 Собрание законов. 1932. № 62. Ст. 360.
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 514. Л. 20. ^9 Там же.
60 РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 1025. Л. 29.
Последние единоличники Источниковая база, историография
История единоличных крестьянских хозяйств в 30-е годы почти не изучена. Если крестьянству 20-х годов посвящен ряд серьезных монографий, коллективных трудов, то единоличнику 30-х годов — лишь несколько небольших статей. Неизученность «последних единоличников» объясняется тем, что, во-первых, внимание исследователей длительное время было сосредоточено на коллективизации, колхозах и колхозниках, а, во-вторых, источниковая база по динамике и положению единоличных хозяйств в годы коллективизации весьма ограничена. С 1930 г. в основу сельскохозяйственной статистики были положены текущие и годовые отчеты колхозов и совхозов, сведения же о единоличных хозяйствах того времени очень скудны и отрывочны, содержатся они в основном в документах финансовых органов (данные налогового обложения, бюджетные обследования и т.п.).
В этой связи важным источником для изучения названной проблемы являются материалы Наркомфина СССР, позволяющие судить о трм, что представляли в экономическом отношении единоличные крестьянские хозяйства, как посредством налогового пресса осуществлялось принудительное вовлечение единоличников в колхозы.
В представлении финансовых органов единоличное крестьянское хозяйство 30-х годов не было однородной массой. «Инструкция НКФ СССР о порядке проведения сельхозналога в 1929 г.» выделяла две группы дворов: «кулацкие хозяйства» и «трудовые единоличные хозяйства». Эти категории прослеживаются и в документах финансовых органов в середине 30-х гг. Признаки «кулацких хозяйств» применитель
Последние единоличники
365
но к местным условиям совершенно произвольно определялись Совнаркомами союзных и автономных республик и краевыми (областными) исполкомами. Такие хозяйства облагались налогами в индивидуальном порядке. Инструкция 1933 г. к числу индивидуально облагаемых («твердозаданцев») относила и хозяйства единоличников, «злостно не выполняющих заданных им планов посева и натуральных обязательств по сдаче сельскохозяйственной продукции государству»1.
В протоколах сельских и районных налоговых комиссий содержатся сведения о числе единоличников, привлекаемых к индивидуальному обложению в указанном селении. Для каждого домохозяина указан перечень признаков, по которым хозяйство включается в список «твердозаданцев», перечислены источники дохода в хозяйстве, определены нормы доходности земли и т.д., даны основания, по которым исчислен облагаемый доход от неземледельческих заработков2. Например, в протоколах собрания группы бедноты при Ни-зовском сельсовете Андомского района Ленинградской области от 20 января 1931 г. для хозяйства Н.И. Харина перечислены следующие источники доходов: от сельского хозяйства — 125 руб., от сенокоса — 150, лошади — 60, трех коров — 180, быка— 150, двух телят— 200, двух овец— 30, двух ягнят — 20, выкатка леса— 250, перевозка сена— 150, зарплаты— 500, рыбной ловли— 100, пушнины— 75, заготовки дубья — 25 руб. Хозяйство Н.И. Харина решением собрания «как имеющее кулацкие признаки» было обложено в индивидуальном порядке3.
Закон о сельхозналоге предполагал право крестьян подавать заявление на неправильный учет источников дохода, неправильное определение размера дохода и исчисление налога, а также о предоставлении льгот/ Основная масса писем-заявлений в районные налоговые комиссии и более высокие инстанции (в ЦИК СССР, Совнарком, ЦК ВКП(б) и т.д.) обычно возвращалась тем, на кого жаловались, со стандартными пометками: «Решить вопрос на месте». Они сохранились в фондах финансовых органов и представляют следующую ценную группу источников по истории единоличных хозяйств, являясь живыми свидетельствами эпохи, воссоздавая правдивую картину бедственного положения единоличников. ,
Из немногочисленных работ, посвященных единоличникам 30-х годов, можно назвать статьи З.К. Звездина,
366
Раздел 4
М.А. Вылцана, Г.С. Сергеева, вышедшие в конце 60-х — начале 80-х годов4. В 1992—1993 гг. вышли в свет статьи М.Н. Глумной «Материалы сельхозналоговых кампаний как источник по истории единоличника первой половины 30-х годов», И.Е. Зеленина «Коллективизация и единоличник (1933 — первая половина 1935 г.)». Как видно из названий статей, в них рассматриваются некоторые вопросы, связанные с единоличниками лишь первой половины 30-х годов.
В начале 30-х годов
Положение 9—10 млн единоличных крестьянских хозяйств, насчитывавшихся в стране после завершения в основном сплошной коллективизации, иначе как бедственным назвать было нельзя. Это хорошо видно, например, из докладной записки «О мероприятиях по укреплению колхозов и положению единоличников Западной области», подписанной секретарем Западного обкома ВКП(б) И.П. Румянцевым и направленной в ЦК ВКП(б) 27 августа 1934 г.5. По данным этого документа, в области насчитывалось 348 тыс. единоличных хозяйств, или 33,4% всех крестьянских хозяйств (1 млн 38 тыс.). Сталинская «революция сверху» подорвала экономику не только коллективизированных хозяйств, но в еще большей мере единоличников. «Обеспеченность единоличника посевами и скотом, — говорится в записке, — во всех районах области стоит значительно ниже обеспеченности колхозного двора, причем с каждым годом единоличник по обеспеченности посевами и скотом все больше и больше отстает от колхозников». Если в 1932 г. в северных районах области единоличник был обеспечен посевами хуже, чем колхозный двор, на 20—25%, то в 1934 г. — уже на 35 — 40%; в центральных районах области это отставание достигало 45 — 50%. Такая же примерно картина наблюдалась и в обеспеченности скотом. В Локянском районе (северная часть области) за два года посевы единоличника сократились в среднем на одно хозяйство с 3,5 до 2,6 га, а в колхозах возросло до 3,9 га; в 1934 г. в колхозах обеспеченность крупным рогатым скотом на один двор составляла 2,5 головы, а у единоличника — 1,4 головы. Лошадей на 100 дворов приходилось в колхозах 92 головы, у единоличников —76.
Последние единоличники
367
«Основная группа единоличников (80—85% общего количества хозяйств), — отмечалось в записке, — из года в год сокращает свое хозяйство, среди них с каждым годом увеличивается число безлошадных, бескоровных и вообще без всякого скота хозяйств... Есть такие хозяйства, которые используют пахотные земли только на 50 — 60%, посев производят небольшой... живут в большой нужде, проедают свое хозяйство, а часто и совсем ликвидируют хозяйство, уезжая в другие области— Украину, Сибирь и т.д., нередко возвращаясь обратно еще более ослабленными, и идут нищенствовать».
Лишь незначительное число единоличников (10—15%) «и на сегодняшний день еще проявляют хозяйственную инициативу, почти полностью используют свой земельный участок, выполняют свои государственные обязательства, имеют лошадь, корову (встречаются и по две коровы и по две лошади), 1—2 головы молодняка крупного рогатого скота и весь другой мелкий скот (овцы, свиньи, птица), наряду с сельским хозяйством имеют подсобный заработок: на лесоразработках, занимаются кустарным ремеслом, извозом и т.д.».
Данные по другим областям и краям России являли ту же картину деградации единоличного сектора сельского хозяйства. Удельный вес земельного фонда единоличников в 1934 г. составил лишь 12,6%. На одно единоличное хозяйство приходилось 2,7 га посева в Московской области, 2,3 га в Ивановской, 3,5 га в Горьковском крае (или в 1,7 раза меньше общественного посева в расчете на один колхозный двор)б. По данным Калининской области, 6% единоличников имели посевы величиной до 1 га, 44— от 1,1 до 3 га, 30— от 3,1 до 4 га и лишь 20% — свыше 4 га7. Удельный вес единоличного сектора в общей площади посева составлял в 1934 г. в Московской области 16%, в Ивановской области— 18,9, Горьковском крае — 28,2%, поголовье лошадей — соответственно 20,4; 27; 32,8, крупного рогатого скота— 19,2; 25,6; 30%8. Единоличники в расчете на 100 дворов были значительно слабее колхозников обеспечены и мелким скотом. В целом размер посева на один двор в 1934 г. по сравнению с 1928 г. сократился в 1,7 раза9.
Поставленные в тяжелые экономические условия, единоличники вынуждены были сокращать расходы на покупку средств производства. Расходы на эти цели составляли в среднем 6,6% общих расходов. В Калининской области в 1934 г. 24% единоличников не покупали средств производ
368
Раздел 4
ства, а в 44% хозяйств на эти цели тратилось меньше 50 руб. Во многих единоличных хозяйствах было распространено проедание средств производства, их разбазаривание. Проверка, проведенная в Калининской области, показала, что в бюджете единоличников доходы от продажи коров и рабочих лошадей достигали 34%10.
Для того чтобы как-то свести концы с концами, единоличники указанных регионов занимались традиционными неземледельческими заработками, дававшими в среднем до 25,6% доходов. А в Калининской области денежные доходы от этого источника составили от 31,8 до 84%!1. Особенно высокими были доходы по извозу, выжигу угля, заготовке дров.
Весьма характерно было и приспособление единоличников к потребностям рынка крупных промышленных центров. Прежде всего это выражалось в увеличении выращивания более рентабельных садовых и огородных культур. В 1934 г. единоличники в Московской области производили 24,5% овощей, в Ивановской— 38,9, Горьковском крае — 56,3%12.
В развитии особо рентабельных отраслей сельского хозяйства, как и широком спектре неземледельческих заработков, сказывались жизнестойкость крестьянского хозяйства, предпринимательская жилка единоличников, сумевших даже в крайне неблагоприятных условиях проявлять свои потенциальные возможности. Однако все это вызывало крайне негативную реакцию у властей предержащих. В партийных кругах, в прессе, на разного рода совещаниях не переставала вестись кампания против единоличников, обвиняемых в рвачестве, спекулятивных тенденциях. По указанию Сталина 2 июля 1934 г. в Кремле было созвано специальное совещание по вопросу о коллективизации и единоличнике.
Сталинский «хозяйский» подход к единоличнику
В работе совещания участвовали члены ЦК партии и секретари республиканских, краевых и областных партийных организаций. Во всех выступлениях звучало одно: за последние полтора-два года вовлечение крестьян в колхозы почти
Последние единоличники
369
прекратилось. Единоличники не желают вступать в колхозы. Если уровень коллективизации кое-где и повысился, то преимущественно за счет сокращения общего числа хозяйств в деревне, раскрестьянивания. Раздавались сетования, что райкомы партии и политотделы ослабили внимание к единоличнику, т.е. нажим на него. Отвечая некоторым выступавшим, например секретарю Свердловского обкома ВКП(б) И.Д. Кабакову, говорившему, что единоличный труд дает больше выгод для крестьянина, чем колхозный, Сталин сказал: «Товарищи увлеклись в своей критике, когда думали, что вопрос стоит о том, выгодны ли колхозы или нет. Этот вопрос решен. Он не стоит и не будет стоять». И вообще, по мнению вожда, некоторые «товарищи» на совещании «говорили не о том, о чем нужно было говорить». «Речь идет о том, почемуу нашего актива на местах перестало хватать внимания на дело коллективизации. Успокоились, дескать, все сделано, победа полная и больше не о чем заботиться». Проглядели, что «индивидуал перевооружился»13.
Сталин сформулировал свой «хозяйский» подход к единоличнику, суть которого сводилась к тому, чтобы создать для него более невыносимые условия жизни, чем в колхозах. Он наставлял своих аппаратчиков: «Надо наступать на единоличника. Надо, чтобы индивидуал видел, что лучше в колхозе... Это не значит, что я стою за то, чтобы уничтожить индивидуалов, арестовать, расстрелять, наказать их и пр. Это тоже не выйдет. Это будет не хозяйский подход. Индивидуальное хозяйство нам дает кое-какой хлеб... Их надо воспитывать в порядке экономических и финансовых мероприятий... усилить налоговый пресс»14.
«Усилить налоговый пресс» — такова была генеральная линия Сталина и партии в отношении единоличника, означавшая экономическое удушение более 9 млн крестьянских хозяйств (по данным на лето 1934 г.).
В сентябре 1934 г. СНК и ЦИК СССР приняли закон о единовременном налоге на единоличника15. Налоговые ставки значительно повышались, зачастую без учета наличных средств производства и рыночных доходов.
Еще в «Положении о взысканий налогов и налоговых платежей», утвержденном в 1932г.16, за неуплату сельхозналога предусматривались опись и арест имущества недоимщика. А в хозяйствах, причисленных к «кулацким», все имущество, за исключением предметов первой необходимости,
370
Раздел 4
могло быть описано и продано с торгов. Теперь ответственность единоличников за выполнение обязательных поставок и внесение денежных платежей ужесточалась и того больше17. Если единоличное хозяйство не выполняло денежных платежей в срок, судебным органам предоставлялось право конфисковать часть его имущества (за исключением дома, топлива, одежды и предметов обихода).
В марте 1935 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление «Об обязательных поставках зерна, риса и подсолнуха государству колхозами и единоличными хозяйствами из урожая 1934 года», в котором нормы сдачи зерна государству для колхозов были установлены значительно ниже, чем для единоличников. Так, например, в Азово-Черноморском крае колхозы должны были сдавать 1,8 ц/га, а единоличники— 3,1, в Оренбургской области— соответственно 1,4 и 3, в Северном крае — 2 и Зц/га18. Нормы обязательных поставок других продуктов для единоличников также были в полтора-два раза выше19. По постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 7 марта 1935 г. «О плане контрактации хлопка-сырца из урожая 1935 года» нормы авансирования единоличных хозяйств были установлены на 25% ниже норм авансирования колхозников20. Закон «О сельскохозяйственном налоге на 1935 год» устанавливал, что ставки налогового обложения единоличников должны не менее чем на 25% превышать ставки обложения колхозников21. Это же соотношение было установлено и при самообложении единоличников и колхозников22.
Взыскание налогов и обязательных поставок с единоличников и колхозов превращалось в бесконечную череду чрезвычайных мероприятий, «мобилизаций», «накачек», судов, конфискаций, штрафов, ссылок. Уполномоченный Комитета заготовок СНК СССР по Восточно-Сибирскому краю Морецкий в письме от 16 октября 1935 г. сообщал председателю комитета И. Клейнеру: «На 10 октября колхозы зернопоставки выполнили (100,4%). За единоличниками осталось еще 200000 пудов, которые падают в основном на сбежавшие хозяйства. Продолжаем нажимать, штрафовать, но хлеба выжимаем мало. Единоличники продолжают разбегаться»23.
Мясопоставки государству достигали таких размеров, что многие единоличные хозяйства оставались без домашне
Последние единоличники
371
го скота. В 1935 г. в Калининской области таких хозяйств было 44,4%, в Московской— 58,6, в Ивановской— 32,6, в Горьковском крае — 25,2%24.
Доведенные до отчаяния крестьяне в ряде случаев прибегали к крайним мерам. П.А. Ступаченко (Темрюкский район Краснодарского края) вспоминает: «В 1936 году в двух населенных пунктах, соседних с нашим селом, было организовано какое-то восстание (если его можно назвать восстанием). Вооружившись вилами, косами, топорами, десятка два мужиков и полсотни женщин хотели ликвидировать колхозы, сельсоветы. Сообщили в округ, оттуда приехала команда комсомольцев, конный вооруженный отряд в количестве 15 человек. В селе Дорожанка был зарублен один человек, упорно бросавшийся на конника с вилами, а в селе Овсяники убили на колокольне церковного сторожа, звонившего тревогу. Кроме того, никаких политических выступлений и вредительств со стороны местного населения не было, все кричали: „Хай живе Сталин!"
Кажется, в том же году как „политически неблагонадежных" взяли тракториста, конюха, свинопаса неграмотного, учителя. Все погибли»25.
Подняться с вилами на вооруженный до зубов сталинский репрессивный режим могли решиться только доведенные до полного отчаяния люди. Таких случаев после проведения насильственной коллективизации было не так много. Зато получила широкое распространение такая скрытая .форма сопротивления, как бегство мужика в город. Только в первые годы пятилетки в Москву и города Московской области переселилось из деревни 3,5 млн человек, в Ленинград и города области— 3,5 млн, в Горький и города области — 350 тыс человек и т.д. Значительное число сельского населения переехало в новые промышленные центры и города Урала, Сибири и Дальнего Востока. Бегство мужика из деревни приняло такие масштабы, что его смело можно назвать «великим сталинским переселением народов». Сам Сталин на совещании хозяйственников 23 июня 1931 г. вопреки очевидным фактам утверждал, что в СССР после появления колхозов «крестьянин стал оседать в деревне и у нас не стало больше ни „бегства мужика из деревни в город", ни самотока рабочей силы». Ни введение паспортной системы в городах, ни использование других административных мер не
372
Раздел 4
могли сдержать мужика, готового бежать «хоть к черту на рога». В период так называемой социалистической реконструкции народного хозяйства из деревни в город перешло 18,5 млн человек. Об этом красноречиво свидетельствуют данные переписей населения 1926 и 1939 гг. За время между переписями общая численность сельскохозяйственного населения уменьшилась, несмотря на естественный прирост, с 120,7 млн до 114,5 млн (5,4%), а численность населения, работающего в сельском хозяйстве, — с 71,7 млн до 35 млн, или более чем вдвое, причем это были преимущественно колхозники, работники МТС и совхозов26.
Н.М. Цибин (Горьковская область) рассказывает о том времени: «Жить становилось все труднее и труднее. Как же многие крестьяне выходили из положения? К счастью, не отняли огороды. У кого была сила, держали корову, сами молоко не ели, продавали его на рынке, а в городе покупали буханку хлеба. Совсем худо приходилось немощной бедноте, но концы с концами кое-как сводили. Хоть и не давали крестьянам паспорта, но правдами и неправдами многие уходили в города (наши деревенские — в Богородск на кожевенные фабрики).
...Что же сталось с нашей деревней? Числится она за колхозом „Мир", но колхозников в ней нет, а живут в ней рабочие богородских фабрик и дачники из Горького. Земли вокруг 200 гектаров, вроде что-то на ней сеют»27.
Грянул страшный 1937 год—год сталинского «большого террора». А.С. Базаров (Беломорский район Карельской АССР) рассказывает: «В 1937 году в феврале месяце к нам в дом пришли три человека в милицейской форме и забрали отца... Да разве только нас постигла эта страшная беда? В зиму 1937 года у нас в Сумском Посаде были арестованы 20 мужчин и пятеро женщин, и никто из них не вернулся домой. Михаил Рохмистров, Василий Пипин, Андрей Ехменин, Николай Мартынов, Иван Софронов, Павел Истомин, Константин Черницын, Семен Ехменин, Павел Галкин, Павел Черницын, Иван Попов, Матвей Калистратов, Петр Шутти-ев, Игнат Куриков, Александр Махильков и другие канули в неизвестность. А за что пострадали поморские женки Наталия Падерина, Настасья Клименталь, Екатерина Григоева, Варвара Дурова, Наталья Костина? За то, что слишком рьяно отстаивали от порухи церкви. Одну из них, деревянную, ра
Последние единоличники
373
зобрали на дрова, а каменную по кирпичику вывозили на шоссейную дорогу»28.
О том, как репрессировали ни в чем не повинных крестьян, рассказывает Л.И. Рутковский (Изяславский район Хмельницкой области). Он в 1938 г. пожаловался председателю Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинину на притеснение местных властей. «Прошел почти месяц, приехали четыре человека из НКВД и начали вызывать наших односельчан, стали спрашивать про нашу семью. Вечером приехали на машине, забрали меня... Начали спрашивать, а я им сказал: „Ничего вам отвечать не буду, дайте мне ответ на мое письмо, которое я написал Калинину". Говорят: „Вы писали?" Я говорю: „Да, и вас не боюсь. У меня душа чиста". Тогда вынули лист бумаги, на котором было написано, что мои два брата, Иван и Казимир, занимались контрабандой в Польше. Иван родился в 1915 г., прожил восемь месяцев и умер, Казимир родился в 1917 г., прожил десять месяцев. Могли ли дети, которые еще не умели ходить, заниматься контрабандой? А эту ложь, между прочим, подписали три человека, в том числе председатель колхоза. Я думаю, наверное, их заставили. Были указания сверху, а на местах рады стараться и, чтобы самим не попасть под репрессии, писали всякую чепуху»29.
Комиссией по рассекречиванию архивов в газете «Труд» (1992.4 июня) был обнародован ряд документов, изобличающих Сталина и его ближайших подручных в организации «расстрелов по разнарядке». Приведем выдержки из некоторых документов.
«Строго секретно. Всесоюзная Коммунистическая Партия (большевиков). Центральный комитет. № П51/94. 3 июля 1937 г. Тов. Ежову, секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нац-компартий. Выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК. Решение от 2.VII.37r. ... 94/- Об антисоветских элементах. Послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий следующую телеграмму: „Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности.
374
Раздел 4
ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные их них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.
ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке. Секретарь ЦК И. Сталин"».
Спустя шесть дней решением от 9.VII1937 г. Политбюро утверждает «тройки» и количество подлежащих расстрелу и высылки по областям, краям и республикам.
«1) По Северо-Осетинской АССР в составе тт. Маурера, Тогоева и Иванова.
Утвердить намеченных к расстрелу 169 чел. и высылке 200 чел.
...3) По Омской области в составе тт. Салынь, Нелипа и Фомина.
Утвердить намеченных к расстрелу 479 чел. и высылке 1959 чел
...5) По Чувашской АССР в составе тт. Петрова, Розанова и Эпифанова.
Утвердить намеченных к расстрелу кулаков 56 чел., уголовников 54 чел. и высылке кулаков 676 чел., уголовников 201.
6) По Западно-Сибирскому краю в составе тт. Миронова (председатель), Эйхе и Баркова.
Утвердить намеченных к расстрелу 6600 кулаков и 4200 уголовников».
Секретарь МК ВКП(б) Н. Хрущев в письме от 10 июля 1937 г. сообщал в «ЦК ВКП(б)— товарищу Сталину И.В.», что «кулаков, отбывших наказание и осевших в г. Москве и районах области, учтено 7869 человек. Имеющийся материал дает основание отнести из этой группы к 1-й категории 2000 человек и ко 2-й — 5869 человек».
В «совершенно секретном» оперативном приказе народного комиссара внутренних дел Союза ССР Н. Ежова от
Последние единоличники
375
30 июля 1937 г. «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов» был утвержден общий по областям, краям и республикам список подлежащих репрессиям, в том числе по первой категории (расстрелу) свыше 72 тыс. человек и второй категории (высылке) свыше 270 тыс. человек. Даже названия разделов этого чудовищного приказа говорят о многом: I. Контингента, подлежащие репрессии; П. О мерах наказания репрессируемых и количестве подлежащих репрессии; Ш. Порядок проведения операции; IV. Порядок ведения следствия; V. Организация и работа троек; VI. Порядок приведения приговоров в исполнение; VII. Организация руководства операцией и отчетность.
Между тем в 1934 г. Сталин фарисейски заявлял, что он не стоит за то, «чтобы уничтожить индивидуалов, арестовать, наказать, расстрелять и пр.». В 1937— 1938 гг. и арестовывали, и наказывали, и расстреливали. Впрочем, не только единоличников, но и колхозников, не только интеллигентов, но и рабочих, всех без различия званий, сословий и состояний, партийной и национальной принадлежности. Расстреливали и жертв и палачей. Не хватало только одной пули — для Великого Инквизитора.
После 1937г.
По классификации, принятой финансовыми органами, к единоличным крестьянским хозяйствам (дворам) относились такие семьи (или одиночки), которые, не состоя в колхозе и не являясь рабочими и служащими, имели исключительный или основной (главный) источник существования от своего сельскохозяйственного производства либо имели подсобное хозяйство, превышающее нормы, установленные Уставом сельскохозяйственной артели для личного хозяйства колхозников данного района. Если в одной семье один или более членов состояли в колхозе, а остальные трудоспособные члены ее или один из них вели единоличное хозяйство, то такая семья рассматривалась как два отдельных хозяйства.
Единоличное крестьянское хозяйство могло иметь среди своих членов рабочих и служащих, но считаться единоличным, если хотя бы один из трудоспособных членов его
376
Раздел 4
(не считая домашних хозяек) исключительно занимался сельским хозяйством, превышающим нормы, установленные Уставом сельскохозяйственной артели для личного хозяйства колхозников данного района. По сведениям Наркомфина СССР, в 1938 г. в деревне насчитывалось 1346,7 тыс. хозяйств крестьян-единоличников.
Конечно, единоличные хозяйства конца 30-х годов не шли ни в какое сравнение с единоличными хозяйствами 20-х годов, когда они «ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе» рождали «капитализм». К концу 30-х картина стала иной. Как отмечалось на XVIII съезде партии, «единоличник потерял всякое самостоятельное хозяйственное значение и находится где-то на перепутье между колхозом и фабрикой»30.
Вся посевная площадь единоличных хозяйств в 1939 г., когда их число уменьшилось до 959,9 тыс., составляла 762 тыс. га, из которых 59,4% были заняты под зерновыми, 29,5 — под картофелем, 6,3 — под овощами и бахчами, 1,4 — под хлопком, 2,4 — под льном-долгунцом, 0,7 — под коноплей, 0,4% — под табаком и махоркой. В среднем на единоличное хозяйство в то время приходилось 0,86 га посева, в том числе 0,51 га зерновых культур31.
Несмотря на то что урожайность в единоличных хозяйствах была несколько выше средней (например, урожай зерновых в 1936—1937 гг. у единоличников составлял 9,2 ц/га, в колхозах — 7,4; картофеля — соответственно 81,8 и 74 ц/га), удельный вес единоличников в общем производстве сельскохозяйственных культур был ничтожен32. Господство «социалистических» форм хозяйства здесь царствовало безраздельно.
О состоянии животноводства единоличных крестьянских хозяйств дает представление табл. 1.
Таким образом, численность скота единоличных хозяйств была незначительной по отношению не только к его общему поголовью, но и к общему числу единоличных хозяйств. Продуктивность животноводства единоличников оставалась примерно на уровне общественного животноводства колхозов: среднегодовой удой молока — 1088 кг, настриг шерсти с одной овцы — 2,45 кг.
Исключительно важную роль для единоличного хозяйства играла лошадь. С ее помощью производились не только
Последние единоличники
377
трудоемкие работы, но и работы, приносящие побочные доходы. Нередко побочные промыслы в виде извоза и других работ вне хозяйства становились главными доходами единоличного двора. По приблизительным данным, в 1937 — 1938 гг. эти доходы достигали 4 — 6 тыс. руб. и выше на одно хозяйство.
Таблица 1
Численность скота в единоличных хозяйствах в 1938-1939гг/
Виды скота
Общее поголовье, тыс.
В среднем на 100 хозяйств
в 1939 г., ед. поголовья
1938 г. |
1939 г.
Коровы
624,5
387,3
44,1
Овцы и козы
2109
711,1
81,6
Свиноматки
79,4
48,8
6,0
Лошади, верблюды, мулы
463,1**
269,9
29,3
Волы и быки
523
6,4
Ослы
103
U
* РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 17. Д. 1402. Л. 3. ** Только лошади.
Весь доход единоличных хозяйств в 1938 г. от всех сельскохозяйственных занятий достиг 226,4 млн руб., в том числе 150,4 млн руб. от растениеводства, 41,4 млн— от продуктивного скота и 34,6 млн руб. — от рабочего скота33.
Важными статьями дохода единоличных хозяйств были также неземледельческие промыслы и рыночные продажи. Так, по отчетным данным 1937 г., в облагаемом доходе единоличных хозяйств доходы от сельского хозяйства составляли только 58,6%, 29,6% — от неземледельческих промыслов и 11 г8% — от рыночных продаж34.
378
Раздел 4
Из 930 тыс. единоличных хозяйств РСФСР в 1938 г. 126,6 тыс. имели неземледельческие и рыночные доходы, 267,1 тыс. — только неземледельческие доходы (в том числе 60,8 тыс. содержали кустарно-ремесленные промыслы), 59,4 тыс. — только рыночные доходы, 460,5 тыс. не имели ни земледельческих, ни рыночных доходов. Более 231 тыс. единоличных хозяйств пользовались льготами при обложении сельскохозяйственным налогом «по нетрудоспособности», 27,2 тыс. хозяйств — «по маломощности», 233,5 тыс. — в порядке льгот престарелым35.
В Боровичском районе Ленинградской области доход единоличного хозяйства от извоза в 1937 г. составил свыше 7 тыс. руб. В Шилкинском районе Читинской области доход единоличного хозяйства от использования лошадей на перевозке грузов составил свыше 8 тыс. руб., в Костромском районе Ярославской области (Малышевский сельсовет) —в среднем 7 тыс. руб. на каждое единоличное хозяйство, в Малоярославском районе Московской области—5—7 тыс. руб.36
Не случайно в некоторых районах единоличники усиленно покупали лошадей. Например, в Черниговской области УССР с августа 1937 г. по август 1938 г. единоличными хозяйствами было приобретено 938 лошадей, из них 718 использовалось на извозе и 167— на лесных и торфяных разработках37 .
Различием единоличных хозяйств по способам и размерам получаемых доходов определялось неодинаковое отношение к ним советского государства. Хозяйства нетрудоспособных, престарелых, «маломощных» пользовались льготами при обложении сельскохозяйственным налогом или вовсе освобождались от него. Рано или поздно такие хозяйства должны были отмереть. Тем, кого относили к числу «честных единоличников», была предоставлена полная возможность заниматься индивидуальным хозяйством. По мере осознания бесперспективности такого пути они-де вступят в колхоз или уйдут в город. По отношению к тем, кто стремился использовать единоличное хозяйство «в целях наживы», проводилась политика усиленного налогообложения, но и для них была открыта дорога в «социалистический сектор народного хозяйства».
Местные советские органы, по мнению центральной власти, зачастую не предъявляли должной требовательности к
Последние единоличники
379
индивидуальным крестьянским хозяйствам в выполнении обязательств перед государством. В Свердловской области план хлебозаготовок единоличным хозяйствам в 1938 г. был выполнен только на 47,6%. мясозаготовок — на 56,8, молокопоставок — на 50,8%. Недоимки по сельхозналогу составили свыше 1 млн руб. В Нижнесергинском районе этой области в результате «попустительства» финансовых и заготовительных органов единоличные хозяйства в 1938 г. имели следующие недоимки: по сельхозналогу— 77625 руб., по культсбо-ру— 177065 руб., по мясопоставкам — 1440 ц. Партийные и советские органы в Центре и на местах были буквально завалены жалобами на непомерность обложения единоличников. Об этом свидетельствует следующий архивный документ (публикуется впервые)38:
«Депутату Верховного Совета Рыбинского избирательного округа М.М. Кагановичу
от гражданки Ярославской области Тутаевского р-на Слизневского с/сов. дер. Рольино Волохонское Батуновой Екатерины Павловны
Заявление 2/XI-38
Настоящим прошу Вашей помощи. Я гр-ка Батунова нахожусь вне колхоза, а в единоличном хозяйстве. Я бы и взошла в колхоз, но колхозы в нашей местности очень слабые, более одного килограмма (на трудодень. — М.В.) наш колхоз „Красный путь" не получал никогда. Даже может сам колхоз об этом сообщить. А у меня семья нетрудоспособная, матери моей 96 лет, сыну моему 10, девочке 14 лет и дочери 19, но она учится в Ярославле, а мне 52 года. Скота у меня одна старенькая лошаденка, земля у меня очень плохая, сырая и ничего не родит, а хлебный налог с меня очень большой и непосильный, как денежный, а так и хлебный. Зерновых с меня требуют 140 килограмм, а картофеля 800 килограмм, а у меня всего уродилось 200 килограмм (видимо, зерновых. — М.В.), и говорят, что купи, но отдай, а хозяйство мое и ранее было бедняцкое, также и теперь. Ввиду чего я Вас прошу оказать мне помощь. Я жаловалась в область, но там сослались на район. Что же мне делать, если лошадь спишут и отберут? »
Может быть, депутат Верховного Совета тут же вступился за бедную единоличницу, беззащитную перед областным
380
Раздел 4
и районным начальством? Нет. Ее заявление было переслано в Наркомзаг, откуда 16 декабря 1938 г. последовал следующий ответ: «Вам надлежит свои обязанности перед государством выполнить полностью».
При всем этом многие хозяйства, проявляя предпринимательскую сметку и инициативу, умудрялись становиться все более зажиточными. Если в 1937 г. единоличных хозяйств с двумя лошадьми в районе было 93, то в 1938 г. — уже 147; хозяйств с двумя коровами— соответственно 115 и 139. В 1938 г. единоличники приобрели 128 лошадей, 67 коров, построили 43 новых дома. В Нытвенском районе Пермской области 194 индивидуальных хозяйства имели по две коровы и более. В колхозе «Красный Урал» Болыпевосновского района единоличникам за работу в колхозе по найму платили по пуду зерна на трудодень39.
Савраска под налоговым прессом
До 1938 г. лошадь как объект налогового обложения учитывалась лишь при установлении сельскохозяйственного налога. При обложении сельхозналогом в 1938 г. было учтено в стране 258 тыс. (19,2% к общему их числу) единоличных хозяйств, имевших доходы от использования рабочего скота. Весь облагаемый сельскохозяйственным налогом доход у этой категории хозяйств составлял 1089 руб., а налоговые платежи— 934 руб. (85,5% облагаемого дохода), в том числе 339,6 руб. сельхозналог и 594,4 руб. культсбор40.
Учитывая, что доходность единоличных хозяйств, имевших лошадь, была выше, чем тех, которые ее не имели, Комиссия законодательных предложений внесла на рассмотрение II сессии Верховного Совета СССР (август 1938 г.) проект закона «О государственном налоге на лошадей единоличных хозяйств». 21 августа 1938 г. вводился особый государственный налог на лошадей единоличных хозяйств. Ставка налога в зависимости от групп районов устанавливалась за одну лошадь в сумме 275 — 350 и 400 — 500 руб. За каждую последующую лошадь ставки повышались до 450 — 550 и 700— 800 руб.4!
Этот закон ограничивал «чрезмерно», по мнению властей, высокие доходы единоличников, но не только. Депутат от Онгудайского избирательного округа Ойротской автономной области Ч.М. Кондараков говорил на сессии, что «этот закон создает новые предпосылки для вступления в
Последние единоличники
381
колхозы всех честных единоличников»42. По представлениям властей предержащих, как видим, единоличник изначально не мог считаться честным человеком.
В сентябре 1938 г., почти сразу же после выхода закона, в Татарской АССР в колхозы вступило около 2 тыс. единоличных хозяйств, в Орловской области поступило почти 9 тыс. заявлений от единоличников, а к 29 сентября около тысячи единоличников были уже приняты в колхозы.
В ряде мест организовывались новые колхозы. Так, в Не-рчинско-Заводском районе Читинской области был создан новый колхоз, в который вступили 40 единоличников43. В докладной записке заместителя Наркомфина Грузинской ССР от 2 октября 1940 г. отмечалось, что в горных животноводческих районах со значительным числом единоличных хозяйств, «в особенности в районах Казбегском и Квемо-Сванетском, наблюдается не только значительный прилив в колхозы отдельных единоличных хозяйств, но и организация новых сельхозартелей»44.
О вступлении в колхозы единоличников, имеющих лошадей, сидетельствуют данные табл. 2.
В целом в стране за три предвоенных года число плательщиков налога на лошадей, вступивших в колхозы, составляло примерно 100 тыс. Из тех, кто остался вне колхозов, большинство были престарелые.
Сокращению единоличного сектора во многом способствовало изъятие у единоличников «излишков» приусадебных земель, образовавшихся за счет общественных земель колхозов. В Западной Сибири, например, было отрезано свыше 15 тыс га «излишков», а количество единоличных хозяйств за 1937 —1940 гг. уменьшилось в три раза (с 59,4 тыс. до 20 тыс.). Уровень коллективизации поднялся до 96,3 — 98,7%45.
В вовлечении остатков единоличников в колхозы важную роль сыграл Закон о сельскохозяйственном налоге, принятый 1 сентября 1939 г. Внеочередной V сессией Верховного Совета СССР. По этому закону единоличные крестьянские хозяйства, вступившие в колхозы до первого срока уплаты сельскохозяйственного налога, облагались по более низким ставкам колхозников.
Часть единоличников, не желавших по каким-либо причинам вступать в колхозы, перешла на работу в промышленность, строительство и транспорт. Общее число единоличных хозяйств уменьшилось с 1346,7 тыс. в 1938 г. до 959,9 тыс. в 1939 г. и 640,5 тыс в 1940 г., а всего с 1938 по 1940 г. число единоличных хозяйств сократилось на 706,2 тыс46
382__Раздел 4
Республика
Число плательщиков налога на лошадей, вступающих в колхозы
% к общему числу плательщиков налога на лошадей
1938 г.
11939 г.
11940 г. |
1941 г.
1938 г.
11939 г4
1940 г.
СССР
73 023
23 242
2720
2508
16,8
9,6
3,0
РСФСР
53 829
17 505
1750
2213**
18,5
103
3,0
УССР
4383
1016
159
Нет св.
10,1
5,7
2,2
БССР
3 465
918
305
Нет св.
63
2,8
1.9
Аз.ССР
2069
390
27
2
37,8
28,1
8,2
Груз.ССР
5 963
2391
286
182
32,9
32,4
10,6
Арм.ССР
562
175
18
32
29,4
20,9
4,6
Туркм.ССР
69
21
4
—
9,9
103
7,4
Узб.ССР
492
105
82
34
12,7
43
6,2
Тадж.ССР
150
38
2
—
12,8
6,8
03
Каз.ССР
993
430
37
23
10,8
6,7
1,6
Кирг.ССР
1048
253
20
21
15,6
9,9
U
* РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 25. Д. 1487. Л. 4. ** По 37 областям, краям и республикам.
Слово о мужике
В истории нашего отечества вряд ли сыщется другой такой многострадальный класс, как крестьянство. В эпоху крепостничества, по образному описанию Пушкина, «барство дикое, без чувства, без закона присвоило себе насильственной лозой и труд, и собственность, и время земледельца». После отмены крепостного права наиболее деятельные и трудолюбивые мужики не успели еще по сути встать на ноги, как получили обидную кличку «кулаков». О том, что случи
Так был претворен на практике сталинский «хозяйский» подход к единоличнику, означавший по существу его ликвидацию.
Таблица 2
Вступление в колхозы плательщиков налога на лошадей *
Последние единоличники
383
лось с этими мужиками в годы коллективизации, хорошо показано в статье Н.А. Ивницкого: с корнем были вырваны из родных гнезд и высланы в тайгу, в Сибирь на верную гибель. Тех же, кого не выслали, загнали в колхозы, в новое «крепостное право».
Если Ф.М. Достоевского совершенно справедливо считают знатоком «таинственной русской души», то Ленина совершенно неоправданно считали знатоком «крестьянской души». Ленин, как известно, разделил душу крестьянина на две части: «душу труженика» и «душу собственника». Такое деление не выдерживает серьезной критики, так как собственность крестьянина всегда создавалась, как правило, двужильным трудом его самого и членов его семьи. В этом смысле никакого «раздвоения» крестьянской души не было и быть не может. Это, конечно, не означает, что так называемая «двойственность крестьянской души»— надуманный вопрос. Все дело в том, что водораздел в этой душе проходит не по линии труженик — собственник, а по линии индивидуалист — коллективист. Испокон веков российские крестьяне были примитивными коллективистами, что связано с существованием земельной общины.
СЮ. Витте, в 1903— 1904 гг. разрабатывавший основные положения крестьянской реформы, названной «столыпинской» по имени ПА. Столыпина, претворявшего ее в жизнь, писал: «Общинное владение есть стадия только известного момента жития народов; с развитием культуры и государственности оно неизбежно должно переходить в индивидуализм — в индивидуальную собственность; если же этот процесс задерживается и в особенности искусственно, как это было у нас, то народ и государство хиреют»4?.
Коллективизация в нашей стране как раз и представляла собой один из тех периодов, когда естественное стремление крестьян к индивидуализму было искусственно прервано на многие годы. На примере коллективизации подтвердились слова СЮ. Витте и о том, что при «общинном» владении «народ и государство хиреют».
Голланд Хантер, заслуженный профессор экономики Гаверфордского колледжа, бывший президент Американской ассоциации развития славянских исследований, и Янош М. Ширмер, сотрудник Пенсильванского университета, специалист по математическим методам экономического анализа, в книге «Негодные основы. Советская экономическая политика в 1928—1940 гг.», изданной Принстонским
384
Раздел 4
университетом в 1992 г., пришли к выводу о том, что если бы «советское сельское хозяйство в том виде, в каком оно сложилось к 1928 г., продолжало бы развиваться в следующие 12 лет», то его уровень был бы примерно на 14% выше фактического. Ликвидируя единоличные хозяйства, власти рубили тот сук, на котором держалась и могла держаться Россия.
Загнав крестьян в колхозы, власти все же отдавали себе отчет в том, что полностью перековать мужика в коллективиста они не могут. Для колхозника было оставлено своего рода «мини-единоличное хозяйство», официально названное «подсобным», а на деле ставшее главным источником его существования. Двойственная природа крестьянства (индивидуалист —коллективист), возникшая еще в достолыпинские времена, продолжала существовать, хотя и в иной форме.
Пропаганда не уставала твердить, что колхозники должны правильно соблюдать личные и общественные интересы в колхозах. Это означало: сделай сначала все общественные работы, выполни «первую заповедь»— обязательные поставки государству, а потом, если останутся силы, займись личным хозяйством. В 1939 г. для колхозников был введен обязательный минимум выработки трудодней, что, по существу, закрепляло принудительный труд, который становился все более неэффективным как для самих колхозов, так и для колхозников.
Вся многолетняя история колхозов — это история борьбы с так называемыми мелкособственническими пережитками в сознании колхозников, вчерашних единоличников. Между тем это было естественное состояние крестьянина, что подспудно понимал такой коммунистический лидер, как Н.С. Хрущев, пытавшийся в рамках коллективистской системы проводить в отдельные годы урезанную и куцую политику «повышения личной материальной заинтересованности работников в результатах своего труда». Но это не приносило ожидаемых результатов, так как на первом месте всегда стояла борьба с «пережитками», а ими, по мнению партийных функционеров, являлись халтурность, нежелание работать, хищения государственной и общественной собственности, потеря инициативы, чувства хозяина (качества, вызываемые искусственным уничтожением частной инициативы). «Микроб частнособственнических пережитков» (по терминологии тех лет) поразил не только работающих, но, возможно в еще большей степени и управляющих — партийно-советско-хозяйственную номенклатуру, присвоившую себе вопреки заверениям официальной идео
Последние единоличники
385
логии разнообразные привилегии (пайки, конверты, дачи, машины, спецполиклиники и т.д.). Рыба коллективистской системы начала гнить (как каждая рыба) с головы.
Логика экономического и психологического развития крестьянства в наши дни настоятельно диктует необходимость возвращения его «на круги своя», к подлинному, а не частичному (урезанному) индивидуализму, фермерскому хозяйству, частной собственности на землю. Как свидетельствует опыт стран Запада и наш, российский, крестьянин-единоличник, фермер не отгорожен каменной стеной от различных форм сельскохозяйственной кооперации, в первую очередь по переработке и сбыту продукции. Это означает, что крестьянский индивидуализм в определенных сферах жизни не исключает и коллективизм. Об этом не следует забывать современным реформаторам.
М.А. Вылцан
ПРИМЕЧАНИЯ
*Глумная М.Н. Материалы сельхозналоговых кампаний как источник по истории единоличника первой половины 30-х годов // Материальное положение, быт и культура северного крестьянства (советский период). Вологда, 1992. С. 38 — 39.
2 Там же. Указ. соч. С. 39.
3 Там же.
43вездин З.К. Материалы обследования денежных доходов и расходов сельского населения в 1931 —1932 гг. // Источниковедение советского общества. М., 1968. Вып. 2; Вылцан М.А. Материалы Наркомфина СССР как источник по истории советской деревни // Там же; Сергеев Г.С. К вопросу о единоличнике, его месте в социальной структуре и системе производства деревни середины 30-х годов: (По материалам областей Нечерноземного Центра РСФСР // Проблемы истории советского крестьянства. М., 1981.
5 См.: Коллективизация сельского хозяйства в Западном районе РСФСР (1927-1937 гг.): Сб. документов. Смоленск, 1968. С 505-526.
5 Сельское хозяйство СССР: Ежегодник, 1935. М., 1936. С. 642. ^Сергеев Г.С.Указ.соч.С. 134.
° Народное хозяйство и культурное строительство СССР: Стат. справочник. М., 1935. С. 128,143; Сельское хозяйство СССР. М., 1935. С. 1416-1417.
9Сергеев Г.С.Указ.соч.С. 134.
386
Раздел 4
10 Там же. С. 135.
11 Там же.
12 Сельское хозяйство СССР. 1936. С. 479.
13 3 е л е н и н И.Е. Коллективизация и единоличник (1933 — первая половина 1935 г.) // Отечественная история. 1993. № 3.
14 Там же. С. 41.
15 СЗ СССР. 1934. № 48. Ст. 38.
16 Там же. 1932. № 69. Ст. 410-6.
17 Там же.. 1934. № 49. Ст. 380; № 40. Ст. 321; № 48. Ст. 370.
18 Там же. 1935. № 12. Ст. 9.
19 Там же. №15. Ст. 112.
20 там же. №13. Ст. 98.
21 Там же. №30. Ст. 232.
22 Там же. Ст. 233.
23 РГАЭ. Ф. 8040. Оп. 8. Д. 89. Л. 437.
24 Сергеев Г.С. Указ. соч. С. 136.
25 Сел. жизнь. 1989. 8 февр.
26 История советского крестьянства. М., 1987. Т. 3.
27 Сел. жизнь. 1989. 8 февр.
28 Там же.
29 Там же.
30 XVIII съезд ВКП(б): Стеногр. отчет. М., 1939. С. 119.
31 РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 17. Д. 1402. Л. 2.
32 Там же. Л. 6/7.
33 Там же. Л. 14.
34 Там же. Оп. 16. Д. 1033. Л. 5-4.
35 Там же.
36 Вторая сессия Верховного Совета СССР, 10-21 августа 1938 г.: Стеногр. отчет. М., 1938. С. 710.
37 Там же. С. 709.
38 РГАЭ. Ф. 8040. On. 1. Д. 348. Л. 21.
39 у ш а к о в М.И. Организационно-хозяйственное укреп- v ление колхозов Урала, 1938-1941: Из истории парторганизаций Урала. Пермь, 1967. С. 156.
40 РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 17. Д. 1402. Л. 19.
41 Вторая сессия Верховного Совета СССР... С. 802.
42 Там же. С. 596, 597.
43 Правда. 1938. 29 сент.
44 РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 25. Д. 1586. Л. 52.
45 Крестьянство Сибири в период упрочения и развития социализма. Новосибирск, 1985. С. 27—28.
46 РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 27. Д. 1587. Л. 1.
47 в и т т е СЮ. Воспоминания: В 3 т. М., 1960. Т. 2. С. 492.
Как мыши кота хоронили Показательные процессы в сельских районах СССР в 1937г.*
Перед ним трепетали, его боялись, его ненавидели. Население звало ею не иначе как «разбойник»; люди норовили обойти его стороной, чтобы не попадаться ему лишний раз на глаза А когда он исчезал за поворотом, вся улица с облегчением вздыхала.
Он любил свою страшную славу, он чванился ею. Блистал своей неведомо откуда почерпнутой «образованностью», он часто изрекал с мрачной самодовольной ухмылкой: «Где я пройду, там трава десять лет не вырастет».
Председатель сельского Совета Кочетов держал себя с гражданами поистине как завоеватель с побежденными. Он облагал их данью и называл эти поборы «штрафом в пользу государства». И люди платили. Люди предпочитали платить, ибо это было выгоднее, чем не платить: к тому, кто дерзал усомниться в этом, являлся сам Кочетов со своими «активистами» — тогда трещали полы, звенела посуда, плакали дети. «А не дашь— изуродую тебя как бог черепаху»!.
Злодей Кочетов был председателем одного из сельсоветов бывшей Центрально-Черноземной области. Он стал жертвой волны массовых чисток 1937 г. Вместе со своим непосредственным начальником, председателем районного Совета, и группой других начальников местного значения он был обвинен в «контрреволюции» и предстал перед судом в с. Алешки, административном центре ничем не примечательного района Воронежской области.
Суд в Алешках был одним из сотен подобных, прокатившихся по территории Советского Союза осенью 1937 г. Необычные судебные разбирательства, показательные процес
* Russian Review. 1993. Т. 52. Р. 299-320. Эта статья основана на сообщениях местной и центральной печати о 35 показательных судебных процессах, проходивших с марта 1937 г. в сельских райцентрах России (32 процесса), на Украине (два процесса) и в Белоруссии (один процесс). Большая часть судов состоялась с августа по октябрь 1937 г., почти все отчеты публиковались в областных газетах.
388
Раздел 4
сы с политической подоплекой 1937 г. — пик «Великих чисток» в которых сотни тысяч представителей коммунистической элиты — партийные, государственные и армейские чины, руководители предприятий, а также представители интеллигенции были арестованы, сосланы в лагеря или расстреляны как «враги народа». На пресловутых московских процессах в августе 1936, январе 1937 и марте 1938 г. Бухарин, Зиновьев и другие бывшие руководители коммунистической партии поразили мир признанием, что они в течение многих лет были скрытыми контрреволюционерами, вредителями, террористами, агентами находившегося в изгнании «иуды-Троцкого» и шпионами вражеских капиталистических держав.
Но Алешки далеко от Москвы. И алешкинская версия «Великих чисток» совсем не была похожа ни по форме, ни по сути на московские процессы, которые вдохновили Артура Кестлера на роман «Слепящая тьма». Микротираны и их жертвы, фигурировавшие в сообщениях о судебных процессах в Алешках и других районных судах в 1937 г., как бы сошли со страниц сатирических произведений Салтыкова-Щедрина и Чехова, которые с точностью хроникера фиксировали вопиющие злоупотребления мелких бюрократов на фоне вялого течения скучной провинциальной жизни. Местные советские правители коррумпированы, продажны, неграмотны и почти всегда пьяны. Они нелепо выглядят в своих креслах. Таков, например, глава районного отдела животноводства, ранее дамский парикмахер, или его помощник, бывший заведующий местной баней2. Они произносят высокопарные, но полуграмотные речи, сплошь состоящие из корявых советских штампов того времени. Они приглашают молодых трактористок и велят им раздеваться для «медицинского осмотра»3.
В отличие от московских процессов, тщательно отрежиссированных спектаклей со шпионами, врагами и предателями, местные суды сравнительно близки к реальной жизни, примитивны и прямолинейны. Представшие перед судом бывшие партийные работники становились «врагами народа» или людьми, попавшими под их влияние. Но обвинения в шпионаже или связях с троцкистами и прочими оппозиционерами на районных процессах редко фигурировали. Лишь в отдельных случаях подсудимых обвиняли в сознательном
Как мыши кота хоронили
389
контрреволюционном вредительстве в сельском хозяйстве (заражении животных, калечении лошадей и т.п.) в целях реставрации капитализма. По образцу московских процессов обвиняемых вынуждали признать свою вину, но на суде они отказывались от показаний, пытаясь защититься, т.е. районные процессы отличались от московских, от их сгущенно злобной и таинственной обстановки.
Еще одним отличием провинциальных судов был характер предъявлявшихся обвинений: не предательство и заговоры, а эксплуатация и угнетение крестьян руководителями районных и сельских Советов. Эти обвинения почти всегда выглядели вполне правдоподобно. Во многих случаях то, в чем обвиняли подсудимых (например, в необоснованно завышенных планах посева или изъятии такого количества зерна нового урожая, которое заведомо обрекает на голод), было продиктовано сверху их непосредственным начальством. В других случаях суд обвинял подсудимых в том, что являлось общепринятой практикой на селе 30-х годов (например, взяточничество, грубое поведение или назначение председателей колхозов без согласия колхозников).
И наконец, отличительной чертой сельских процессов было то, что приговор выносился главным образом на основании свидетельских показаний крестьян. Основу сельских показательных процессов составляли страстные и полные конкретных подробностей свидетельства крестьян против бывшего районного и сельского начальства. Суды проходили в районных центрах перед огромной аудиторией колхозников, которых свозили ради такого случая со всего района. Это был, без сомнения, политический театр, но такой, в котором все участники — свидетели и публика — наслаждались унижением своего бывшего начальства. Это напоминало лубок XVIII в., изображавший похороны огромного связанного кота стаей пританцовывающих от радости мышей4.
Генеральный сценарий
Если считать показательные суды театром, то закономерно спросить, кто же был драматургом. На первый взгляд ответ прост: все тексты, которыми мы располагаем, написа
390
Раздел 4
ны журналистами областных газете Газеты широко освещали показательные судебные процессы на местах, часто включая, якобы дословно, наиболее впечатляющие показания и отдельные эпизоды суда. Обычно такие отчеты печатались с продолжением в трех-четырех номерах. Эти статьи — образец советской «разоблачительной» журналистики. Основной акцент в них делается на злоупотреблении властью местными бюрократами и осуждении их. Совершенно очевидно, что подобные статьи выполняли функцию политического морализаторского инструктажа, но параллельно с этим (хотя это и не признавалось) и функцию некого развлечения. Они обычно были написаны хлестко, с использованием литературных приемов и источали сарказм и презрение, главным образом по поводу деяний недалеких фарисеев — «бюрократов». Обличительные статьи и фельетоны явились оазисами в пустыне советской прессы 30-х годов, печатавшей официальные информационные сообщения и речи партийных лидеров, без устали восхвалявшей фиктивные достижения советской экономики.
Но эти уничижительные журналистские опусы были лишь переложением других «текстов» — текстов самих показательных процессов. И хотя трудно предположить, что провинциальные суды готовились с той же тщательностью, что и столичные, тем не менее они вовсе не были спонтанными. Они, как минимум, планировались в кабинетах областных прокуроров и местных органов НКВД, планировались тщательно6.
Кроме того, были еще два источника этих «сценариев». Один из них — Москва, где проходила как бы школа образцово-показательных процессов (генеральный сценарий7), процессов, служивших моделью для провинциальных судов 1937 г. Другой источник, на характеристике которого я собираюсь остановиться далее, поставлял суду детальную информацию о местных злоупотреблениях и преступлениях. Несмотря на существование генерального сценария, роль Москвы в подготовке и проведении процессов на местах не надо преувеличивать. Убедительным свидетельством отсутствия настоящего контроля со стороны Москвы может служить то, что на провинциальных процессах не восхваляли Сталина как возможного избавителя от местных злоупотреблений, да и вообще его имя не упоминалось.
Как мыши кота хоронили
391
Слово «сигнал» занимает особое место в словаре сталинской эпохи. Оно означало передачу информации об основных политических изменениях из центра вниз, минуя бюрократические инстанции, например через центральный орган партии— газету «Правда». Сигнал— это не то же, что директива или указ, хотя он и может передаваться параллельно с прямым устным указанием вышестоящего начальства своим подчиненным. Это обычно была информация о политических настроениях, приоритетах, приобретавшая иногда форму лозунга («Пятилетку в четыре года!»); это могло быть сказанное вскользь замечание, как, например, сталинское: «Сын за отца не отвечает», или поучительная история, или, наконец, как в нашем случае, факт показательного суда. Такая информация становилась широко известна. Сигналы улавливались как бы шестым чувством, а не на уровне разумного сознания. Люди, не настроенные на волну такой «трансляции», рисковали не уловить сигнал8. В потоке сельских районных показательных судов осенью 1937 г. сигналом служили несколько сообщений о злоупотреблениях властью местными руководителями и комментарии к ним в «Правде».
Одно из таких сообщений — первое из целой серии последовавших за ним— касалось показательного процесса над бывшими партийными и советскими работниками Ле-пельского района в Белоруссии, состоявшегося в марте. Подсудимым было предъявлено обвинение в незаконной конфискации крестьянского имущества в уплату налоговой задолженности, несмотря на то что незадолго до этого вышло постановление о списании задолженностей в связи с неурожаем 1936 г. Как сообщала «Правда», поводом к следствию в Лепеле послужили жалобы местных крестьян, а белорусский республиканский прокурор поступал в соответствии с личными указаниями А.Я. Вышинского, генерального прокурора СССР. Крестьяне-свидетели давали показания на суде (сам процесс проходил в городском театре), и, как писала газета, в адрес суда поступали тысячи писем от крестьян, в которых они благодарили за избавление от своих притеснителей.
Три месяца спустя «Правда» сообщала о таком же показательном суде в Ширяевском районе под Одессой, на Украине. Там обнаружилось, что районное начальство «возмути
392
Раздел 4
тельно» обращалось с колхозниками, повсеместно нарушался колхозный Устав 1935 г.10 Начальство обвиняли в незаконной конфискации колхозной собственности, изъятии продовольствия, ночных обысках, произвольном начислении налогов, насильственной подписке на государственный заем, установлении непосильных планов хлебозаготовок в
1936 г. и издевательствах над колхозниками11. Эти преступления привлекли внимание Комиссии Партийного Контроля, и генеральный прокурор Украины получил указание принять меры. Основными свидетелями обвинения на суде в Ширяеве стали более 30 крестьян12.
Несколькими неделями позже «Правда» сообщала о подобных же процессах в Новоминске Ростовской области и Даниловском районе Ярославской области. В Новоминске, писала газета, притеснения местного начальства вынудили тысячи крестьян уходить из колхозов^. В ходе даниловского процесса суд обвинил районное руководство в незаконной ликвидации колхоза «Новый быт» с конфискацией всей его собственности вследствие того, что руководители не смогли разрешить свой конфликт с колхозниками14. «Правда» в статье о даниловском процессе утверждала, что после вынесения жесткого приговора колхозники послали Сталину письмо с благодарностью за защиту их интересов от врагов15.
В начале августа в редакционной статье «Правда» в связи с процессами в Ширяеве и Данилове писала, что областные руководители не реагируют на случаи нарушения прав колхозников районными работниками. Случалось, что начальство отбирало землю и собственность колхозов и распоряжалось ими как своими; были факты ликвидации целых колхозов. Забвению предавалось правило: «Колхозники являются хозяевами своего колхоза»16.
Так возник «генеральный сценарий», в соответствии с которым все случаи беззакония и насилия со стороны советских органов в отношении колхозников совершались-де на районном уровне, на чем и был сделан основной акцент в более чем 30 (по моим неполным подсчетам) судебных показательных процессах, прокатившихся по СССР в сентябре
1937 г.
Лейтмотив можно свести к следующему: враги народа, создав целую систему круговой поруки в районах, проникли на руководящие посты и, пользуясь служебным положением, беззастенчиво грабили крестьян. Большой вред колхо
Как мыши кота хоронили
393
зам нанесли систематическое вмешательство и некомпетентные, а часто и просто глупые указания районного начальства. Недовольные и возмущенные этим колхозники сопротивлялись. Они возбуждали судебные иски, обращались с жалобами в вышестоящие инстанции, но, связанное круговой порукой, начальство не давало хода их жалобам. Однако в конце концов сведения о действиях местного начальства выплыли наружу, и виновных привлекали к ответственности.
Установить с достоверностью, кто был «автором» каждой отдельной районной версии генерального сценария, не представляется возможным, однако есть существенные свидетельства того, что авторство могло принадлежать местному крестьянству. Крестьяне в 30-х годах постоянно писали письма й жалобы о злодеяниях своего непосредственного начальства. Писали в партийные и государственные инстанции, Сталину и Калинину, правительству, в областные комитеты партии, прокуратуру и НКВД, в областные и центральные газеты, особенно в широкочитаемую «Крестьянскую газету». Они писали по поводу и без повода, во благо и во зло, посылая депеши, как правило, за пределы своего района, в областной центр или даже в Москву17.
В результате таких жалоб часто производились расследования злоупотреблений в районе, часть которых послужили материалом процессов на местах в 1937 г. Жалобы с мест как повод упомянуты в трех из четырех «образцовых» судов. Освещая процесс в Лепеле, «Правда» писала, что внимание Вышинского привлекли «жалобы трудящихся Лепельского района»18; «жалобы колхозников» упоминаются в Ширяевском процессе19, а в Данилове «письма селькоров» вскрывали нарушение законности, допущенные районным начальством, делавшим все от него зависящее, чтобы их скрыть20. Аналогичные ссылки на жалобы и письма из деревень все чаще звучат в осенних показательных судебных процессах21.
Поскольку основная тональность и содержание жалоб свидетелей-крестьян на районных процессах 1937 г. почти полностью повторяют крестьянские письма, полученные «Крестьянской газетой», гипотеза о том, что материал для сценариев районных судов часто брался из этих писем, кажется вполне обоснованной22. Словом, можно считать соавторами данных сценариев и колхозников, появляющих
394
Раздел 4
ся в показательных процессах в «ролях» свидетелей, можно считать их не только актерами в политическом театре, но и актерами, играющими самих себя.
Обвиняемые
Стандартный список действующих лиц, привлекавшихся к суду в сельских районах, обычно включал бывшего секретаря районного комитета партии, председателя районного Совета, начальника земельного отдела, иногда еще и финотдела, уполномоченного комитета заготовок, председателей сельсоветов, председателей правлений колхозов.
Типичным обвиняемым, да и вообще типичным советским работником района и сельсовета в 30-х годах был плохо образованный человек из крестьян лет тридцати-сорока, член партии. Вдобавок к начальному школьному образованию руководители районной администрации могли иметь годичный курс партийной школы, а их кругозор расширялся за счет опыта работы в других районах той же или соседней области. А председатели колхозов и сельсоветов имели лишь начальное образование, редко работали за пределами своего района и обычно являлись местными жителями23.
Если обвинения в тайном участии «в контрреволюционной троцкистской оппозиции» редко звучали в сельских районных процессах, то, конечно же, потому, что на этом уровне бюрократической пирамиды невозможно было ожидать личных контактов местного начальства с членами любой оппозиционной группы24. Тем не менее установилась стандартная практика предъявлять обвинения в контрреволюционных преступлениях по ст. 58 Уголовного кодекса хотя бы основным высшим чинам районов, но, как ни странно, в «образцовых судах», сообщения о которых помещались в «Правде» в марте-июле 1937 г.25, ст. 58 не фигурирует. Поэтому и приговоры весной были не столь суровы, как осенью и особенно зимой того года. Десять лет заключения с конфискацией имущества— самый суровый приговор, вынесенный в «образцовых» судах; некоторые отделывались всего шестью месяцами. Осенью же стало обычным, что одного-двух из высших чинов, представших перед судом, приговаривали к смертной казни, а остальных— к 8 —10 годам заключения26.
Как мыши кота хоронили
395
В двух случаях, в Андреевке Западной области и Алешках Воронежской области, назначалось повторное слушание для ужесточения приговоров27. Процесс в Андреевке особенно интересен тем, что новый секретарь Смоленского обкома Коротченко поспешил послать Сталину отчет о процессе, прежде чем был вынесен приговор. Он писал, что процесс послужил хорошим уроком для крестьян и научил их быть более бдительными. Сталин ответил на следующий же день, предложив расстрелять всех андреевских «вредителей». Но к тому времени суд уже вынес приговор, по которому все обвиняемые были приговорены к разным срокам заключения. Областному прокурору пришлось опротестовывать приговоры и тут же назначать повторные судебные слушания, которые закончились для всех проходивших по делу расстрелом28.
Обвиняемых на этих процессах вынуждали признать свою вину, как и в московских процессах, но в отличие от последних, уговорить их оказалось гораздо труднее, особенно когда обвинение касалось контрреволюции29. В Алешках ни один из основных обвиняемых, проходивших по делу, не сделал признания, которое бы удовлетворило обвинение. В ходе следствия обвиняемый Колыхматов, бывший секретарь райкома, признал себя виновным в контрреволюционной деятельности, однако на суде отказался от своих показаний и признал себя виновным лишь в том, что не пресек особенно рьяных своих подчиненных, которые злонамеренно оскорбляли местное население. Бывший председатель районного Совета Семенихин тоже взбунтовался, опровергая достоверность свидетельских показаний: он утверждал, что все сводят счеты. «Он поминутно вскакивает и заявляет суду, что свидетель находится с ним во враждебных отношениях»,— писала местная газета. А Кочетов, бывший председатель сельсовета, упорствовал в том, что если он в чем и виноват, то только в злоупотреблении властью, а никак не в контрреволюционной деятельности30.
На суде в Андреевке обвиняемые, даже на повторном слушании после вмешательства Сталина, упорно отрицали какую бы то ни было причастность к контрреволюционным преступлениям. Один из обвиняемых, К.В. Румянцев, бывший старший агроном, всячески избегал ответов на вопросы о его участии в решении о принудительном слиянии колхозов3! :
396
Раздел 4
«Румянцев: Я не виноват. Я не знал, что принудительное слияние есть контрреволюционное преступление.
Обвинитель: Вы это преступление совершили сознательно?
Румянцев: Сознательно выполнялволю заведующего
райзо и райкома. Обвинитель: То есть сознательно сделали вредительскую
работу. Румянцев: (молчит)»32.
Обвинения
В обычном смысле слова преступления, которые фигурировали на районных процессах, преступлениями на были. В некоторых случаях подсудимые явно были козлами отпущения за экономические провалы. В других они вынуждены были отвечать за поступки, которые входили в круг их обязанностей (как в цитированном выше деле Румянцева), или за непопулярную среди крестьян государственную политику. Особый интерес представляет вопрос об отношении к бывшим кулакам, по которому общественное мнение деревни полностью расходилось с мнением Москвы. Общим местом всех обвинений в «преступном поведении» было обвинение в нанесении ущерба крестьянам, особенно колхозникам, оскорблении чувства справедливости и здравого смысла.
Злоупотребление
Под этим термином в свидетельских показаниях проходят красноречивые и горькие обвинения. Ругань, оскорбления, побои, унижения и необоснованные аресты упоминались как самое обычное повседневное поведение сельского начальства в отношении крестьян. «Советская юстиция» в № 20 за 1937 г. сообщала: «У граждан Селезневых правление колхоза постановило отрезать часть усадьбы. Старик Селезнев, его дочь и сын хотели воспрепятствовать этому, считая незаконным его решение... Председатель сельсовета Иванов распорядился „принять меры": старика отца, больного сердцем, „сильно помяли" (он вскоре после этого умер). А Петра Селезнева арестовали и заперли в чулан при сельсовете...»33
Как мыши кота хоронипи
397
Один из свидетелей сообщал, как районный работник однажды загнал четырех бригадиров колхоза за печку и продержал их там четыре часа под надзором караульного. Когда люди спрашивали председателя колхоза, как он мог допустить такое, он ответил; «А что я мог поделать. Ведь он (Се-менихин) был хозяин, он и меня мог загнать за печь»34.
Крестьяне-свидетели в Новгородском районном суде описывали дикое поведение своего председателя сельсовета Радчука. Радчук предпочитал телесные наказания и любил врываться в дома колхозников. Одна из свидетельниц рассказывала, как Радчук выбивал дверь ее дома. «„Я сейчас, — орал он, —вышибу дверь топором и покажу тебе". Я испугалась, выскочила в окно и побежала на почту звонить мужу в Новгород. А когда вернулась, Радчук уже ушел, а дверь была разбита топором»35. Крестьяне часто жаловались на произвольные и невыносимые штрафы и всевозможные изъятия денег (часто под предлогом налогообложения или государственного займа). В Ширяеве, например, рассказывали, как были образованы «ночные бригады» для налетов на крестьянские избы по ночам; они проводили обыски и перепись имущества для дальнейшего изъятия36. С точки зрения крестьян, это был грабеж независимо от того, куда шло изъятое — государству или самим налетчикам, тем более что часто именно последнее имело место. Утверждали, что в Алек-сандровке Кочетов в 1935 и 1936 гг. наложил на колхозников штрафов на общую сумму в 60 тыс. руб. «Штрафы он налагал по личному усмотрению и по любому поводу: за невыход на работу, за непосещение занятий по ликвидации безграмотности, за „невежливые выражения, за непривязанных собак"»37.
Председатель райсовета, проходивший по тому же делу, Семенихин, был еще более изобретателен в обирании людей.
В 1936 г. 200 колхозников завербовались на дальневосточную стройку, подальше от Алешек. Они уже садились в поезд, когда появились три милиционера, зачитали длинный список имен и привели под стражей названных в райсовет к председателю.
«Ага! Недоимщики! — приветствовал их Семенихин. — Удрать думали? А ну плати живей! Плати, а то из кабинета не выпущу и посадку в вагоны не разрешу. И сундуки ваши отберем!»
398
No comments:
Post a Comment